|
Всесоюзный розыскА самая последняя строчка в дневнике Марины была такая: «Если нет справедливости, то не стоит и жить».
Сразу скажу, что события, о которых здесь будет в отрывках рассказано, имеют документальную основу. Они произошли в средней школе одного южного курортного города в самом начале развернувшейся в стране перестройки (а время событий играет большую роль в нашей истории). Лучшая ученица школы на выпускном экзамене по сочинению выбрала свободную тему и написала правду о царящих в школе порядках, о лицемерии директора и некоторых учителей. Ситуация в школьной практике не сказать что частая, но и не невидаль, достаточно сослаться на нашумевшую в свое время пьесу А. Чхаидзе «Свободная тема». Но в истории, о которой будет рассказано, самым интересным оказались личные отношения этой ученицы и ее одноклассника, события, последовавшие за ее исчезновением. Мы с Сергеем Микаэляном, чьим соавтором я был по фильму «Влюблен по собственному желанию», написали киноповесть, в которой затронуты такие вопросы, как право на собственное мнение, выбор между свободным волеизъявлением и навязываемой линией поведения, проблема способов защиты своей гражданской позиции и т.п. Нетрудно увидеть, что названные вопросы созвучны теме и проблематике этой книги. «Всесоюзный розыск» я считаю логичным завершением нашего с тобой, читатель, разговора о нравственных ценностях. Большое место отведено взаимоотношениям Марины и ее одноклассника Андрея. Молодые люди давно симпатизировали друг другу. Но их чувство по-настоящему вспыхнуло лишь после недавней размолвки. Помирившись, Марина и Андрей открывают для себя новый мир чувств. Боясь обыденности, того, что бывает «у всех», они придумали новый стиль взаимоотношений влюбленных, ритуалы свиданий, прощаний, особые обращения, ухаживания... В этом, конечно, был элемент игры, но молодых людей, бесспорно, связывает глубокое и искреннее чувство. Все шло своим чередом, но события неожиданно получили драматический оборот. Когда от Андрея потребовалось проявить принципиальность, он пошел на поводу у директора школы, требовавшей провести классное собрание и в коллективном письме отмежеваться от сочинения Марины. Преданная им, потрясенная Марина исчезает. Остается добавить, что в предлагаемых читателю отрывках более-менее последовательно прослеживается не только лирическая линия взаимоотношений Марины и Андрея, но и моральные аспекты главного конфликта.
Итак, приступим к рассказу.
На небольшой площади южного приморского города толпилось много народу. Люди скапливались около памятника какому-то мореплавателю, смотревшему в подзорную трубу, группировались у лавочек, возле платанов, переходили из одной группы в другую. При ближайшем рассмотрении можно было увидеть, что в этой толпе не было ни одного взрослого — только юноши и девушки в возрасте шестнадцати-семнадцати лет. Присмотревшись к ним повнимательней, можно было обнаружить довольно странную картину: мальчики и девочки, прохаживаясь в этой толпе с обеспокоенными физиономиями, что-то таинственно спрашивали друг у друга, заговорщически передавали какие-то бумаги, небольшие книжечки, иногда обменивались негромкими репликами. Что это? Так ведут себя на рынке продающие что-то из-под полы; или торгующие книгами перед книжным магазином, или меняющие квартиры перед обменным бюро... Но, проникнув в гущу толпы, можно было кое-что расслышать: — Есть прошлогодний «Онегин»... — бубнил мальчик в очках. — У кого «Луч света в темном царстве»? — спрашивал верзила с мрачной физиономией. — Меняю «Обломова» на «Героя нашего времени»... Худенький подросток под страшным секретом сообщал всем подряд: — Будет Чацкий... — Будет Маяковский, — более авторитетно вещал другой, Теперь стало ясно: здесь собрались школьники — ученики десятых классов из школ этого города. Собрались накануне экзамена по сочинению. Миленькая пухленькая девушка с перепуганными глазами лепетала одну и ту же фразу, обращаясь ко всем без разбору: — Ну какая же тема будет?.. Что будет?.. Кто точно знает? Пухленькая девушка — Света — быстро спустилась к берегу. У самого моря, среди камней, загорали под лучами вечернего солнца ее одноклассники — Костя и Марина. — Все сходятся, что будет Маяковский, — без предисловий сказала Света. — Ничего похожего, — уверенно возразила Марина. — Но точно знаю, какая будет тема. — Какая? — замерла Света. — Психологическая несовместимость трех сестер Чехова и троих братьев Карамазовых Достоевского. — Значит, всё... — в ужасе прошептала Света, схватясь за сердце, — завал... — Не заводи, Светка, — возмутился Костя. — Мы ж договорились — расслабиться перед экзаменом, а ты опять... Он передразнил ее предобморочный испуг. — Не могу, не умею я расслабляться! — в отчаянии вскрикнула Света. — Что мне делать?! Несчастный я человек!.. Урод! — Светик, да ты что?! — удивилась Марина. — Это же так просто! Не читала? Статья была: «Лицо релаксанта». Как расслабиться. Элементарно. — А сама-то? — неопределенно спросила Света. — Если б не это, я б не знаю что делала. — Не бойся, Марин. Все обойдется, он тебя простит. А где твое лицо-то, ну, рела... — Релаксанта. Релаксейшн — расслабиться. Хочешь, проведу сеанс? Света кивнула. — Надо принять… — Марина начала вспоминать,— удобную позу, в положении полулежа или сидя... Костя, не лежа, а полулежа! Закрыв глаза, ни о чём не думать, всё-всё выбросить из головы, чуть-чуть опускать нижнюю челюсть, будто пытаясь произнести букву Ы. Костя, и Света, привалившись к камням, начали придавать взгляду бездумность и растягивать губы в тупой .гримасе. Марина продолжала, но каким-то отсутствующим голосом было заметно, что мысли ее поглощены чем-то другим. — Плечи опущены... мышцы лица расслаблены; оно становится сонным, вялым, равнодушным. Застыть в такой позе... не забудьте про Ы. «Лицо релаксанта» вполне всем удалось. Косте, однако, поднадоела эта процедура, и он начал ворчать, стараясь сохранять выпяченные губы: — Чего люди комплексуют, не пойму... Да кончим мы эту школу, куда они денутся! Выпустят всех в самостоятельную жизнь!.. При слове «в самостоятельную» Костя резко и смешно разделил ладонью лицо на две половины и плутовато закрыл один глаз; получалось, что одна половина оставалась серьёзной, а вторая давала понять, что Костя хохмит, что надо понимать его наоборот. Это была его «фирменная» гримаса двусмысленности. Костя перевел дух, все еще держа на лице гримасу. — Меня это не колышит... В гробу я видел ваше «лицо-Ы-Ы-релаксанта»... — Костя «закончил» упражнение. — Кстати, наука знает более эффективный способ снятия напряжения... — Он обхватил Свету за шею и попытался притянуть ее к себе. — Дурак! — сказала она, вырвавшись. — Да. И горжусь этим! — ернически отозвался Костя и вплотную приблизился к камню, у которого сидела Света. — Потому что дурак никогда не сойдет с ума. Костя покрутил пальцем у виска. Он взял руку Светы и, нежно погладив ее, положил себе на плечо. Света отдернула руку. Он снова взял, положил себе на голову и почесал волосы ее пальцами. — Сухумский заповедник, — покачала головой Марина. — Смотреть противно. Отвернувшись, она сделала стойку на руках. — Маринк, не переживай, — снова загадочно шепнула Света. — Все будет нормально. Если за дело взялась я... Костя еще раз положил руку Светы себе па плечо, и та еще раз отдернула ее. Озорно улыбнувшись, Марина, продолжая стоять на руках, согнула левую ногу и легонько положила ступню на плечо Косте. Тот, подумав, что это — Светина рука, блаженно закрыл глаза и благодарно прижался к ней щекой. — Ты не замерзла? — озабоченно спросил он. — Какая холодная... Он дотронулся до ноги и принялся как-то испуганно перебирать ее пальцы: — А где твое колечко? Тут Марина и Света, не выдержав, прыснули — и обман раскрылся. На склоне бугра появился какой-то высокий парень. — Марин! — шепнула Света и кивнула в сторону бугра. Теперь стало ясно, почему Марина была не совсем в своей тарелке: она ждала появления этого человека, это было для нее очень важно. Она встала и опрометью побежала к бугру. Навстречу ей вниз бросился Андрей. — И всюду страсти роковые, и от судеб спасенья нет, — процитировал Костя. — Ой, сколько они — три месяца не встречались? — Больше. — Вот это чувства! — восхищенно проговорила Света. — Это я их помирила. Целые переговоры вела. А того Артура она не любила, Маринка мне говорила. Так, увлечение. Только никому. Слышишь? — Унесу с собой в могилу, — заверил ее Костя, припечатав к клятве свою странную гримасу. Они добежали друг до друга где-то у подножия бугра, бросились в объятия, потом, опомнившись, чуть отстранились. Марина с полубезумным взором подняла к нему лицо. — Андрюша, ничего не было. Милый! Ничего не было, прости, — бормотала Марина. — Я сама не знаю, как получилось... Мне показалось... Я сама не знаю, потеряла голову, не ругай меня, прости, он такой красивый и... пошлый, как я могла?! Я ужасная! Ты прощаешь меня? Тебе Света говорила? Андрей молчал. — Я от себя самой не ожидала, — продолжала Марина, — во мне есть что-то очень плохое, Андрюша. Я просто в отчаянье. Я ничего не могла с собой поделать! Андрей посмотрел ей в глаза: — Ты не была с ним там? — Что ты! Как ты можешь? Что ты! — горячо воскликнула Марина. — Там — только наше. Что бы ни было, то всегда будет только наше. Что бы ни было, навсегда. — Ладно, Марин. Хочешь, пойдем туда? — Пойдем, Андрюша. Пойдем сейчас. Они шли по набережной, и тяжесть, разделявшая их после разлуки и разрыва, понемногу рассеивалась. Проходя мимо кафе с названием «Светлячок», Марина сказала: — Ну что ж везде одно и то же, а, Андрей? Во всех городах! Улица — Молодежная, кафе — «Ромашка», «Светлячок», «Ветерок», ателье — «Элегант». Все под копирку! Штампы! Когда это кончится? Ненавижу! Андрей внимательно посмотрел на вывеску кафе «Светлячок». Изнутри доносились голоса. У входа под навесом у пивных столиков толпилась утренняя публика известного рода. Уборщица с мятым лицом стояла, опершись на щётку. Андрей с Мариной прибавили шаг, провожаемые подозрительным взглядом уборщицы. ...По небольшой узкой тропинке они легко поднимались по склону горы. Скоро тропа привела их к почти отвесной скале, и дальнейший путь стал чрезвычайно опасен. Надо было пройти по еле обозначенной дорожке на высоте сорока метров над морем. Они медленно переступали маленькими шагами, хватаясь за малейшие углубления и выступы, держась за отдельные кустики, скорее даже за чахлые пучки травы. — Сегодня закат будет что надо, — сказал Андрей, пройдя этот участок. Они оказались на пологом склоне, сделали еще несколько шагов и вошли в небольшую пещеру или грот, образовавшийся под воздействием ветра, моря, времени... Причудливые стены, большая ниша с видом на море, в глубине грота виднелись сталактиты — видимо, сюда просачивалась влага бегущего наверху ручья. Марина принялась обмахивать налет песка с камней, которые, видимо, служили здесь «столом» и «стульями». — А никто тут с прошлого раза не был? А? — Не должны. По идее... — Андрей виновато смотрел на неё. — Марин... — Что? — Осложнение. Она ждала дальнейших слов. — Я в Ростов не еду. Она снова ждала продолжения. — Там в этом году не будет набора на физмат. Она продолжала молчать. — Сегодня узнал, — оглядев ее, сказал Андрей.— Придется ехать в Киев. — Желаю тебе там поступить. — И тебе. В Ростове. — Спасибо. — И тебе спасибо. Они помолчали. — А в Киеве есть педагогический, — сказал как бы между прочим Андрей. — Я узнавал. Марина снова посмотрела на Андрея. — Что? Ну что ты? — Я хотел бы... чтобы вместе... У тебя с этим Артуром все кончено? — Я же тебе сказала. Это был сон. Но я уже проснулась. — Хорошо. Забыто. Я б хотел, чтобы мы вместе учились. Она снова внимательно посмотрела на него: — Раньше ты ничего... такого... не говорил, — тихо сказала она. — Думал, еще долго будем вместе... — буркнул он. — А потом ты вон, что выкинула с этим рокером. Она села на камень, отвернулась: — Почему ты ушел тогда с вечера? — Ты танцевала с ним. — А ты — с Пешковой! — Я — потом. — Но ты заигрывал с ней. — Я мстил тебе. — Да?! Да! А в Ботаническом? Кто ее обнял... на глазах у всех?! — Ну и что? — Ко мне ты даже ни разу не прикоснулся! Неужели я тебе ничего не внушаю, Андрей? — Не говори глупости. Ты раньше так не говорила. Это что-то новое. — Ты о нем? Нет, он противный. — Перестань. — Да, ты прав. Только я тоже назло. Почему ты ничего не чувствуешь? Ты волевой или ты... Может, ты странный в этом отношении? — Мариночка, это другое! — вдруг вскрикнул он.— Это другое! Мариночка, не знаю, что со мной. Я боялся этого момента, этого разговора, Оставлял на потом. Я давно думаю о тебе, мечтаю, любуюсь... Тогда, в последний раз, здесь был такой же красивый закат. Я до сих пор помню: ты — на фоне солнца! Здесь стояла, руки вот так... Я сдержался. Хочу и боюсь. Боюсь обнять тебя! Пешкова… для маскировки. Моя тайна — ты. Не хочу, чтобы кто-то знал. — Что ты замолчал? Говори. Мне так нравится, как ты говоришь! — Да, тайна... Это только наше... И никого не подпускать!... — Он смотрел на нее растерянно, как бы не понимая, что должно быть дальше. Она не могла сдержать улыбку: — Как люблю твой голос! Я помню... — Марина указала в глубь грота, где рядом с янтарными сталактитами дрожали маленькие «зайчики» закатного солнца. — Ты стоял там, в лучике света... только луч был маленький... но все равно, ты сам был, как из света... — Хочешь, я встану туда?.. — спросил он и, не дожидаясь ответа, отступил в глубь грота. Но ему не удавалось оказаться освещенным. — Видишь узкий лучик… — Давай каждый вечер встречаться здесь, при закате... — предложил он. — При закате... — сказала она. И добавила: — У меня такое ощущение — нет впереди никаких экзаменов, будто я уже окончила школу, и... — она не договорила. По морю, вдоль берега проходил прогулочный катер; мощный динамик разносил по всему побережью звуки бравурной мелодии. Эти звуки проникали в пещеру. — Надо возвращаться, — сказал он. — А то стемнеет. ...Они снова прошли мимо закрывавшегося кафе «Светлячок», молча и долго плутали по тёмным улочкам, он взял ее за руку, насвистывая какую-то красивую мелодию. — Ой, — Марина остановилась. Глаза ее сияли.— Надо же. И я ее уже полчаса напеваю. Про себя. Как это может быть? Андрей благодарно, изумленно посмотрел ей в глаза. — Это значит, мы синхронно все чувствуем. Понимаешь? Телепатически. — Как здорово! — простодушно воскликнула Марина. Они подходили к большому дому, где светились всего три-четыре окна. Вот погасло ещё одно окно. Это был её дом. — До свиданья... — До свиданья... — Могу тебя попросить? — сказал он; — О чем? — Скажи — выполнишь? — Если смогу. — Сможешь, — он сделал маленькую паузу; — Приснись мне сегодня. — Хорошо, — уверенно сказала она. — И ты мне — тоже. — Принято. — Он заговорщически зашептал ей: Нужно долго смотреть в глаза, чтобы запечатлеться — догоняешь? И унести с собой последний взгляд, и сохранить его до самого сна. Они стали смотреть в глаза друг другу. — Мне нравится... — И мне... Они смотрели, будучи не в силах оторваться. — Еще... — Подожди... Прошла минута. Наконец, Андрей, приложив палец к губам и, не отрывая взгляда, стал отступать, пятиться. Потом резко закрыл глаза, повернулся и быстро ушел. И вот он — первый выпускной экзамен. Сразу бросалась в глаза праздничность и торжественность — чистенькие фартучки девочек, аккуратные прически мальчиков, цветы на яркой скатерти, серьезные лица членов комиссии. Но присмотревшись, можно было увидеть, что в этом большом нарядном классе у каждого были свои дела и заботы. Некоторые школьники, приняв всевозможные меры предосторожности, списывали. Учителя замечали это, но делали вид, что ничего не видели. Члены комиссии видели и то и другое, но опускали глаза. Андрей писал быстро, легко, свободно. Но часто отвлекался — поглядывал на Марину, любовался ее профилем, ее сосредоточенным взглядом. Когда она оборачивалась и их взгляды встречались, — они замирали и долго смотрели друг на друга. «Отвернись, смотри в свою работу», — говорил один взгляд. «Смотреть на тебя приятней», — говорил другой. Андрей написал записку и незаметно передал ее через ряд Марине. Она прочла: «Я приснился тебе? Только честно». Её ответная записка гласила: «Нет. А я?» Прочтя записку, Андрей обернулся на нее, отрицательно покачал головой и недоуменно-виновато пожал плечами. На следующее утро они шли к своему гроту тем же маршрутом. В том месте, где на набережной стояло кафе «Светлячок», Марина сначала замедлила шаг, а потом и вообще потрясенно остановилась. Под крышей одноэтажного кафе, там, где раньше висела вывеска «Светлячок», теперь протянулось полотнище с новым названием «Сумерки разума». Задрав голову, на вывеску смотрела уборщица с щёткой. Завсегдатаев, правда, еще не было... Марина перевела взгляд на Андрея, но он сделал вид, что не понимает ее изумления. Пока девушка восхищённо смотрела на своего спутника, словно бы открывшегося ей в новом качестве, он успел уйти вперед. Догоняя его, она оглянулась. Уборщица кому-то из подоспевших посетителей дала щетку, тот взобрался на два ящика и пытался сорвать полотнище со странным и неизвестно откуда взявшимся новым названием их любимого заведения. Виновник этой перемены, Андрей держал на лице отсутствующее выражение. Придя в грот, Андрей сказал Марине, чтоб она на минуту отвернулась. Потом сказал: смотри, Марина обомлела: Андрей стоял в глубине, рядом с янтарными сталактитами, освещенный ярким причудливым светом, лившимся из отверстия в скале — и с улыбкой глядел на нее. Она увидела лежавшие обломки камней, альпинистский топорик — и тоже улыбнулась. — Спасибо, — сказала она и отошла к проему в гроте, очутившись на фоне солнечного неба; Они долго смотрели друг на друга, иногда не в силах сдержать улыбки, иногда удивленно пожимая плечами, силясь осознать, понять это странное ощущение радости, радости от того, что они есть и смотрят друг на друга. — Мне так хорошо, что я начинаю бояться, — сказала Марина. — Ты о чем? — Бояться потерять. Мне кажется, должно случиться какое-то несчастье. Или что-то плохое... я не знаю. Андрей смотрел на нее, не зная, что сказать; — Слушай, — произнес он, наконец. — Ты говорила своим про Киев? — Нет. Мои, наверно, испугаются. А твои как? — А моим все равно. Марина взяла сумку, подошла к большому камню и принялась выкладывать съестное, завернутое в газеты. Они хлопотали вокруг стола-камня. Один раз, наклонившись, они оказались близко-близко, ее волосы коснулись его лица. Он мгновенно отодвинулся. Она заметила это. Некоторое время они молчали. — Я вчера тебе говорил... — с какой-то неопределенной интонацией заговорил он. — Понимаешь... Я боюсь... Смотрю на взрослых... Почему у них все так быстро стареет? Почему? Ведь были молодые. Взрослые не умеют любить. Посмотри на них... муж... жена... Их глаза пустые, деловые. А ведь у них было, было!! Всё, всё забыли! Куда всё девается?! — Андрей произносил это с ожесточением, чувствовалось, что за этим кроется какое-то семейное неблагополучие, может быть, вражда родителей. — В детей перемещается, — засмеялась Марина.— А самим не остается... — Точно. Пустеют они. — Он выдержал паузу.— Я точно знаю: взрослые не умеют любить. — Смешной... — Мариночка, давай не будем, как все. Я боюсь... Оттянем как можно дольше... понимаешь? Чтобы привычка не... это потом, потом, а не сейчас! В юности — всё! Это самый прекрасный возраст! Все взрослые говорят. Мы просто не понимаем... — Он замолк, ожидая ответа. — Чего ты боишься? — спросила она. — Боюсь затёртости. Не хочу, как у всех. Меня передёргивает от этих рокеров. — Да перестань. Стадность, — сказала Марина. — Ну, вот видишь! Так неужели нельзя по-другому? Что-то придумать?! Понимаешь? Новый стиль взаимоотношений. Я давно думаю... Почему есть обряды свадеб, похорон, юбилеев? А почему не придумать ритуалы встреч, бесед, ухаживаний, прощаний?.. Новый стиль! — Давай каждый день прощаться, как вчера, — неожиданно предложила Марина. — Давай! — обрадовался Андрей. В руке у него к этому моменту оказалась бутылка лимонада. — Это будет наш напиток, мы будем черпать в нем вдохновение. — Он отпил глоток. — Мы изобретем новые ласковые слова! Красивые позы. Введем в обиход человечества новую единицу, измеряющую силу чувств!.. Единица силы тока какая? — Ампер, — подсказала Марина. — Напряжения? — Вольт! — А единица силы любви будет называться... один РОМЕО! Звучит? Марина аж захлопала в ладоши: — Потрясающе! Сто Ромео! — воскликнула она.— А как ты думаешь, сколько у Светы с Костей? — Если по десятибалльной, то — три и две десятых. — А у тебя с Пашковой? — Ноль. — Честно? — Честно. — А у нас с тобой? — спросила Марина. Они жевали пирожки, продолжали улыбаться. — Какую тему писала? — спросил он как бы между прочим. — Свободную… — И — как? — Нормально. В духе гласности. Как на духу. — Не понял. — Потом, — сказала Марина. Они помолчали. Андрей нарушил молчание: — Давай лучше продолжим нашу фантазию о новом стиле?.. Я завёлся: всё, всё можно делать красиво, понимаешь? — А ссориться? Можно красиво ссориться?.. — Ссор просто не будет, — ответил Андрей. — Детский ответ. — Как ты не понимаешь! — воскликнул Андрей. — Мы будем неуязвимы для внешнего мира. В нашем гроте и вообще в нашей с тобой жизни мы очертим словно бы магический круг — к нам не проникнут извне дрязги, интриги, ссоры. Отстранимся. Создадим свой мир! Марина зачарованно смотрела на него: — Какой ты сегодня... — Я опьянел. — От лимонада? — Это настроение... У меня идея! Долой алкоголь. Я буду пьянеть без вина. Это тоже будет наш стиль. Буду пьянеть от твоих глаз. От твоей улыбки. Терять рассудок, ожидая тебя! — Он отпил глоток из бутылки.— Этот лимонад мы назовем «Лорелея»... нет, не лимонад, а... ликер... «Марина Фокина». На, — он протянул ей бутылку, — отпей этот волшебный напиток. Она охотно отпила, тут же сделала слегка замутнённые глаза: — Он действительно волшебный... — Марина стала изображать легкое опьянение. — В голове легкие сумерки... какой-то дальний звук... Проникает... — Она нежно смотрела на него... Марина вдруг посерьезнела, украдкой посмотрела в сторону Андрея. — Андрей, — позвала она. — Ты должен меня простить за Артура. Навсегда. Навсегда. И никогда мне про это не напоминать. Мы в своих чувствах свободны. Это главное. Хорошо? Ничего насильно, ради проформы, долга… Мы свободны — это самое главное. Она вдруг засуетилась: — Ой, мне надо идти, мама просила... — Посидим еще. — А обратный путь? Днем Марина была дома. Окно ее комнаты выходило во двор (квартира располагалась на первом этаже), и поэтому ребята обычно стучали сначала в стекло. Марина ходила по комнате, трогая без дела то книги, то предметы на столе. Она была чем-то взволнована. Вот потрогала статуэтку на серванте, взяла с полки губную гармошку, проиграла начало какой-то мелодии. В окне показалась голова Кости. Увидев Марину, он, просунув голову, быстро проговорил: — Люди, прошу вас, тише, тише!.. — Что такое? — отпрянув от испуга, проговорила Марина. И тут Костя вдруг высоким голосом «под Софию Ротару» закончил куплет из популярной песни Д. Тухманова: — Аист на крыше, аист на крыше, ми-и-рр на зем-ле-е... — Ну, черт, напугал, — облегченно засмеялась шутке Марина. — Чего на консультацию не приходила? — спросила появившаяся в окне Света. — Ты ж знаешь, я люблю одна заниматься. — Вижу, как ты занимаешься! Откуда это у тебя?— она кивнула на губную гармошку. — Я не знала, что ты умеешь. — Да это дедушкина... трофей, — без охоты сказала. Марина и положила гармошку на место. — Андрей не едет в Ростов, слышала? — сказала Света. — Да, он про Киев говорил, — отозвалась Марина, — И мы с вами, — ни секунды не раздумывая, выпалил Костя. — Что делается! — заволновалась Света. — Я должна с родителями поговорить. Может, папа не согласится. — О да! — сказал Костя. — Родителей надо слушаться всегда, везде и во всем! — При этих словах он снова скорчил свою смешную гримасу. — Кончай паясничать, Плетнев, — отмахнулась Света. — Маринка, знаешь, нам объявили отметки за сочинение... — Да? — встрепенулась Марина. — Чего ж вы молчите? Ну? — Мне — четыре, — сказала Света и беззвучно забормотала какие-то заклинания. — У меня трояк, — сказал Костя. — А чего комплексовать? Средний балл давно отменили, так что... — Дурак. Дело в престиже. Тебе этого не понять,— сказала Света. — Да. Я троечник принципиальный, — бодро улыбнулся Костя. — Трояк — лучший балл для свободного человека. Ни от кого не завишу, никуда не мечу, ни на что не претендую... Эх, тройка, птица тройка, кто тебя... — Да хватит! — остановила его Марина. — А Андрей? А я? — Андрею — пять. А тебе... — Света запнулась. Марина, знаешь, мы и пришли... Тебя почему-то пропустили. Эн-Эн объявила все отметки, кроме твоей. — Там с твоим сочинением какое-то ЧП, — добавил Костя. — Узнать пока не удалось. Марина отвернулась, на лице ее появилось загадочно-торжественное и вместе с тем испуганное выражение. Она опустилась на стул. — Ты какую тему писала? — спросила Света. — Свободную. — И что ты все на рожон лезешь! — всплеснула руками Света. — Да я б никогда... В дверь позвонили. Костя пошел открывать и вскоре вернулся с Андреем. — Маринка, давай в темпе в школу, — сказал он с порога. — Зачем? — Эн-Эн всё объяснит. Костя и Света переглянулись. — Неприятность? — спросила Света. — Да ничего страшного. Ну, иди, Марин. — Зачем? Можешь по-человечески сказать? — Меня просили... ну ты что, не знаешь? — сказал Андрей. — Все идет как по писаному. Ты сама так хотела. — Из-за сочинения? Да что же она там написала? заволновался Костя.
читать продолжение ... |
|